Что же такое донос, если не страсть и не привычка? Ответ очень прост: донос есть язва, зараза, происходящая от дурного влияния атмосферы. Донос, как мы уже заметили, есть не что иное, как предательство, то есть такое действие, посредством которого слабый предастся в руки сильного. Если происходит действие обратное, оно тотчас получает обратный смысл и даже название; в этом случае говорится просто, что слабому оказывается помощь против сильного
Как и всякая другая язва, донос способен видоизменять свои формы, согласно постепенным изменениям атмосферы, и пускать от себя многочисленные отпрыски, которых первоначальное происхождение не сразу познается неопытным глазом. Так, например, бывают доносы безымянные, прямо указывающие на чувство мести, которое их породило; бывают другие, проистекающие из различных чувств; но у всех у них основа одна: желание нанести врагу поражение, а себе удовольствие, а потом не в открытом бою, а из неприступного убежища, не собственными силами, а посредством посторонней непреоборимой силы, следовательно, не под влиянием страсти, а по дьявольскому расчету, наверняка.
...На всех гульбищах, постоялых дворах, питейных кружалах, улицах, случайных и неслучайных сходках шныряли шпионы фаворита (императрицы Анны), обязанные доносить о каждом неосторожном, неодобрительном о ней отзыве. Во все дома проникали доносчики. В Зимнем дворце службу доносчиков ревностно исполняли камер-медхены, камер-фрау, а в особенности шуты и шутихи. Каждое слово императрице передавалось во всей точности. Доносилось обстоятельно, кто бывал у молодой принцессы, когда, зачем и о чем были конверсации. В особенности же сторожились дома подозрительных вельмож и дворец цесаревны Елизаветы Петровны, возле которой постоянно сновалась паутинная сеть лазутчиков.
Добытые или придуманные доносы складывались в общее казнохранилище канцелярии тайных розыскных дел, помещавшейся в одном из деревянных строений, за Летним садом, под крылышком неутомимого генерала Андрея Ивановича Ушакова. Эти доносы рассматривались, иногда оставлялись, что случалось редко, без последствий, но вообще же отдавалось распоряжение о посылке за обвиняемым, в сопровождении воинской команды, самого доносчика , который получал техническое название языка.
Язык — это народный бич, который, с словом и делом составляет позорное клеймо в нашей истории XVIII столетия. На доносчика надевался черный мешок, охватывавший его во весь рост, с отверстиями только для глаз и рта, и в таком наряде его отправляли с командою за жертвою. При появлении на улице языка ужас охватывал мирных обитателей; все прятались, лавки запирались, разговаривающий разбегались в разные стороны. Приблизясь к жертве, язык выговаривал «слово и дело», и тогда команда схватывала обвиняемого и вела его в канцелярию.
Не один серый люд попадался в когти тайной канцелярии, нс церемонились и с лицами, занимавшими видное положение в обществе, и с женщинами.
...При блестящем дворе императрицы Анны, поразивших французских пленных своим великолепием, европейскими манерами и вежливостью, мы находим в числе шутов князя Голицина, записанного в эту должность за принятие католицизма. Почти в то же время, когда в тайной канцелярии истязали архиепископа Феофилакта Лопатинского за сочинение книги в защиту «Камня веры» Яворского, в Петербурге публично жгли на площади флотского капитан-лейтенанта Возницина за отступничество от христианской веры. Вельможа Екатерины падал в обморок, когда читал следственное дело Волынского. Основана академия и вызваны знаменитые европейские ученые, а профессор считался поставщиком од на случаи, обязан был устраивать фейерверки и маскарады и подвергался всевозможным оскорблениям. Это эпоха со своим характером, эпоха перехода, брожения, где на каждом шагу сталкиваются и перекрещиваются самые противоположные явления. То было время внешнего блеска и славы России* славы, купленной настоящей ценой, время тяжелой, грустной борьбы с закоснелым невежеством, с азиатскими нравами.
Старинные формы быта, где каждому происхождением указывалось его место в обществе, где известные роды назначались к боярству, а другие к окольничеству и т.д. рухнули без возврата. Безродный казак становился на ступенях трона (Разумовский); сын пастора (Остерман), беглый студент, клал по своему произволу тяжесть России в ту или иную чашу европейского равновесия; презренный разночинец (Бирон), которого курляндское дворянство отказалось занести в свои списки, сделался герцогом и почти самовластным повелителем огромной империи. На добро или зло перед каждым раскрывался безграничный простор, полный разгул страстям и надеждам. Но человек без крепкого закала воли, без мужества и решимости в сердце остановился бы на первых шагах этого поприща. Слабым нс было места. Каждая сторона, добрая или злая, выказывалась со всею энергией. В действии были титанические силы. Такое явление, как Бецкий, явление исключительное и возможное только при Екатерине. Большая часть исторических лиц отмечается какой-то удалью, жаждой наслаждений, незнанием меры ни в добре, ни в зле. В самых развитых натурах, в лучших людях этого времени заметна грубость. Как язык еще не выделился, не освободился от своей церковнославянской основы, с трудом прилаживался к чуждым для него формам европейской жизни и еще более чуждому содержанию, как в эротических песнях Анакреона, переведенных Ломоносовым и даже Державиным, отражалась еще жестокость и грубость, точно так же характеры действующих лиц еще хранили на себе резкие следы старого быта.