Блуд на Руси (Устами народа) - 1997 - Страница 109

109

Доктор на время запретил ей всякое общение сексуального характера. К этому времени относится ее знакомство с поэтессой Г., которая в нее влюбилась. Мало-помалу Г. завладела ею, введя неофитку лесбиянства в круг новых сильных ощущений особого порядка.

Сам старик князь, с разрешения жены устроил себе обсервационный пункт, откуда он наблюдал за всеми вакханалиями, происходившими в Храме Любви.

Покуда средства позволяли, княгиня себя ни в чем не стесняла и меньше всего думала о завтрашнем дне. Но теперь, когда закрыли банки и князь тщетно метался, в чаянии учесть чек, она не на шутку призадумалась...

На следующий день, как сквозь сон, она вспоминала, что бурные ласки, начавшиеся в кабинете, продолжались и в столовой и в спальне. Она припомнила неистовство сильного любовника и даже задрожала, переживая мысленно всю прелесть пламенных объятий.

Карп Андреевич спал безмятежным сном и даже слегка похрапывал. Черная, кудрявая голова, нависшие над глазами густые брови, небольшая темная бородка — все это гармонировало с крупным складом его тела.

Она взглянула на эту мощную фигуру и невольно в ее памяти с кинематографическою быстротою промелькнули многие эпизоды жизни.

Вот Жан, гувернер сына нефтепромышленника, которого она отбила от стареющей жены миллионера. Он интересен, изящен, капризен, деспотичен и страстен. Но, что он, в сравнении с этим геркулесом. А вот молодой поэт-кубист, атлет, но тип альфонса. Ходит он в голубой шелковой косоворотке, на груди которой вышит какой-то гад. Щеки накрашены, губы нафабрены, у подбородка выведенная мушка. Словом кокотка, кокоткой.

С некоторой грустью в душе воскрес образ талантливого писателя, с которым она как-то познакомилась на водах. Это была поэтическая натура.

Он увлекся княгиней только в силу одной ее красоты. Нежный культ, которым он ее окружал, с таким вниманием, эстетичность и деликатность, проявленные во всем их взаимном отношении, бурная страстность и в тоже время такая красота эмоций... Грусть охватила ее при воспоминании, о том, как он прощался с нею на вокзале, в Симферополе. Писатель рыдал, как ребенок и даже она не удержала слез.

Затем вторая встреча. Он лежал в клинике Елены Павловны и на его грустно улыбающихся устах играла смерть. Но он был в сознании и не подозревал своей близкой кончины.

«Приходите, княгиня к больному, которого, быть может, уже ожидает смерть. Радость встречи с вами, надеюсь, вдохнет в мою грудь новый эликсир жизни», — писал он на смертном одре.

И она пришла. Едва увидев бледное, изможденное лицо страдальца, глаза которого сияли от радости, княгиня зарыдала и долго не могла успокоиться.

И теперь, вспоминая об этой встрече, глаза ее наполнились слезами.

«Не плачьте, — шептал он, — я ведь поправлюсь. Теперь, когда я вас увидел, мне станет легче».

Но княгиня никак не могла успокоиться, пока ей не принесли валериана, который она приняла из рук любезной фельдшерицы. Но как только она взглянула на больного, рыдания возобновились.

А через два дня... его не стало.

Никогда еще, ни над кем, княгиня так не рыдала, как над безвременно скончавшимся писателем.

Но этот грустный облик прошлого быстро сменился недавним оригинальным казусом, который ей теперь вспомнился.

Во время революционного переворота ее застал пулеметный огонь около Суворовскаго проспекта. Лошади ее экипажа взбесились, понесли. Молодой рабочий бросился навстречу лошадям и повис на уздечке правого коня. Лошадь поднялась на дыбы. Был такой момент, когда коляска чуть было не опрокинулась. Но на помощь рабочему подоспел солдат и дальнейшая скачка закусивших удила лошадей была приостановлена.

Рабочий рассадил себе руку. Княгиня вышла из коляски, благодарила своего спасителя и, вдруг, заметила, что его рука повреждена. Она лично сама перевязала руку рабочего батистовым платком и, пересев на извозчика, отвезла раненого, несмотря на все его протесты, в Марьинскую больницу. Здесь ему сделали перевязку, во время которой княгиня присутствовала. Денег рабочий отказался принять. Тогда княгиня сняла с руки великолепный панцирный браслет и одела его на руку рабочего.

Так началось их знакомство. Прошло около месяца.

Однажды к княгине позвонили по телефону.

— Кто говорит? спросила она.

— Дмитрий Селиверстов, рабочий Бердовскаго завода.

— А, это вы, мой спаситель!

— Да, это я, товарищ!

— В чем дело?

— Хочу предупредить, что вашего мужа решено арестовать. Можете его убрать, если захотите. Все равно вреда от него для революции ждать не приходится.

— Я вам очень благодарна. Вы так любезны.

— Вот, когда уберете, то зайду к вам и кое-что сообщу.

— Пожалуйста, очень буду рада. Я прикажу, чтобы вас приняли.

В тот же день она отправила князя в Финляндию, а на другой день действительно объявился Селиверстов. Он сообщил княгине, что в квартире будет произведен обыск, что могут реквизировать все серебро, все золото.

Княгиня, рассыпаясь в благодарности, пригласила Селиверстова позавтракать в столовую. Когда, однако, рабочий выпил достаточную дозу коньяку, манеры стали принимать развязно фамильярный характер. Опасаясь компрометировать себя в глазах лакея, княгиня поспешила пригласить Селиверстова в свой кабинет. Здесь рабочий, не стесненный присутствием посторонних глаз, дал полный ход своим чувствам. Несмотря на все протесты княгини, он ее обнял и даже повалил на диван.

Княгиня до того обомлела, что уже не сопротивлялась, боясь скандала. Она отдалась и постаралась ласково выпроводить его, на что потребовалось немало времени.

109