Блуд на Руси (Устами народа) - 1997 - Страница 100

К оглавлению

100

Нельзя человеку прожить без любви и потому, что она есть главная выбирающая сила в жизни. Жизнь подобна огромному, во все стороны бесконечному потоку, который обрушивается на нас и несет нас с собою. Нельзя жить всем, что он несет. Нельзя отдаваться этому крутящемуся хаосу содержаний. Кто попытается это сделать, тот расстратит и погубит себя: из него ничего не выйдет, ибо он погибнет во всеемешении. Надо выбирать: отказываться от очень многого ради сравнительно немногого. Это немногое надо привлекать, беречь, ценить, копить, растить и совершенствовать. И этим строить, строить свою личность. Выбирающая же сила есть любовь: это она предпочитает, приемлет, прилепляется, ценит, бережет, домогается и блюдет верность. А воля есть лишь орудие любви в этом жизненном делании. Воля без любви пуста, черства, жестка, насильственна и, главное, безразлична к добру и злу.

Она быстро превратит жизнь в каторжную дисциплину под командой порочных людей. На свете есть уже целый ряд организаций, построенных на таких началах. Храни нас Господь от них и от их влияния... Нет, нам нельзя без любви: она есть великий дар увидеть лучшее, избрать его и жить им. Это есть необходимая и драгоценная способность сказать «да», принять и начать самоотверженное служение. Как страшна жизнь человека, лишенного этого дара! В какую пустыню, в какую пошлость превращается его жизнь!

Нельзя человеку прожить без любви и потому, что она есть главная творческая сила человека.

Ведь человеческое творчество возникает не в пустоте и протекает не в произвольном комбинировании элементов, как думают теперь многие верхогляды. Нет, творить можно, только приняв богозданный мир, войдя в него, вросши в его чудесный строй и слившись с его таинственными путями и закономерностями. А для этого нужна вся сила любви, весь дар художественного перевоплощения, отпущенный человеку. Человек творит не из пустоты. Он творит из уже сотворенного, из сущего, создавая новое в пределах данного ему естества, внешне-материального и внутренне-душевного. Творящий человек должен внять мировой глубине и сам запеть из нее. Он должен научиться созерцать сердцем, видеть любовью, уходить из своей малой личной оболочки в светлые пространства Божии, находить в них великое — сродное — сопринадлежащее, вчувствоваться в него и создавать новое из древнего и невиданное из предвечного. Так обстоит во всех главных сферах человеческого творчества: во всех искусствах и в науке, в молитве и в правовой жизни, в общении людей и во всей культуре. Культура без любви есть мертвое, обреченное и безнадежное дело. И все великое и гениальное, что было создано человеком, было создано из созерцающего и поющего сердца.

Нельзя человеку прожить без любви, потому что самое главное и драгоценное в его жизни открывается именно сердцу. Только созерцающая любовь открывает нам чужую душу для верного, проникновенного общения, для взаимного понимания, для дружбы, для брака, для воспитания детей. Все это недоступно бессердечным людям. Только созерцающая любовь открывает человеку его родину, его духовную связь с родным народом, его национальную принадлежность, его душевное и духовное лоно на земле. Иметь родину есть счастье, а иметь ее можно только любовью. Не случайно, что люди ненависти, современные революционеры, оказываются интернационалистами: мертвые в любви, они лишены и родины. Только созерцающая любовь открывает человеку доступ к религиозности и к Богу...

Да, в людях мало любви. Они исключили ее из своего культурного акта: из науки, из веры, из искусства, из этики, из политики и из воспитания. И вследствие этого современное человечество вступило в духовный кризис, невиданный по своей глубине и по своему размаху. Видя это, понимая это, нам естественно спросить себя: кто же пробудит любовь в черствых сердцах, если она не пробудилась от жизни и слова Христа, Сына Божия? Как браться за это нам, с нашими малыми человеческими силами?

Но это сомнение скоро отпадает, если мы вслушаемся в голос нашего сердечного созерцания, уверяющего нас, что Христос и в нас, и с нами.

...

ИЗ ОСОБОЙ ПАПКИ
ПАНТЕЛЕЯ РУБАШКИНА

ВОЗМЕЗДИЕ

Мои дед и отец были военные, и я с детства впитал в себя убеждение, что высшее проявление человечества есть воинская доблесть. Когда началась война и мобилизация оторвала меня от семьи, я ушел на фронт с чувством исполненного долга. Оно так сильно было, что моя жена говорила мне о своей готовности разделить эту радость. Женатые уже три года мы испытывали спокойное и теплое чувство не слишком страстных, но любящих друг друга крепкой, реальной любовью здоровых людей, не имеющих связи на стороне. На фронте такая привязанность не успела еще остыть, и разлука стала тягостна мне. Однако вдали от жены я оставлен безупречно верен ей: пожалуй, во многом это можно было объяснить тем, что, рано поженившись, мне удавалось нс поддаваться влиянию слишком легкомысленного образа жизни, который вели многие мои однополчане.

К весне 1916 года я стал уже одним из адыотантов Верховного Главнокомандующего и за несколько дней до знаменитого Брусиловского наступления получил предписание срочно выехать в штаб Западного фронта с весьма важными документами. От своевременности их доставки и сохранности тайны могла зависеть судьба всей кампании.

Когда я получил место в скором поезде, идущем в Вильно, конечный пункт моего назначения, где располагался штаб фронта, и проводник внес мой чемодан в ярко освещенное четырехместное купе, там находилась всего одна пассажирка. Я старался не смотреть слишком навязчиво, но все-таки успел заметить тонкое, как будто опечаленное лицо, глухо закрытый, с высоким воротником костюм. Мысль остаться с этой женщиной вдвоем почему-то смутила меня. Желая скрыть это неожиданное чувство, я самым безразличным тоном спросил проводника: Где здесь можно напиться кофе? В Жлобине, через два часа. Прикажете принести?

100