Перечитывая еще раз Ваше письмо, я нахожу одно ужасное, «если», которое сперва не заметил: если моя кузина останется в деревне, то я приеду нынче осенью и т.д. Во имя неба, пусть она останется! Постарайтесь занять ее, нет ничего легче. Прикажите какому-нибудь офицеру вашего гарнизона влюбиться в нее, а когда настанет время отъезда, сделайте ей неприятность, отбив ее воздыхателя; это еще легче. Но нс показывайте ей Ваших намерений; она способна из упрямства сделать как раз обратное тому, что нужно. Что Вы сделали из Вашего кузена? Расскажите мне, но откровенно. Отошлите его поскорее в университет; не знаю почему, но я не люблю этих студентов, совершенно так же, как г-н Керн. Весьма достойный человек, этот г-н Керн, человек степенный, благоразумный и т.д. У него только один недостаток он Ваш муж. Как можно быть Вашим мужем? Я не могу представить себе этого так же, как не могу представить себе рая...
Это было написано вчера. Сегодня почтовый день; не знаю почему, я забрал себе в голову, что получу письмо от Вас; этого не случилось, и я в собачьем настроении, хотя это весьма несправедливо с моей стороны я должен был бы быть признателен за прошлый раз, я это помню; но, что хотите, это так. Умоляю Вас, божественная, снизойдите к моей слабости, пишите ко мне, любите меня, и я тогда постараюсь быть милым. Прощайте, дайте ручку.
Вы несносны, я совсем собрался писать к Вам о разных дурачествах, которые заставили бы Вас помирать со смеху; и вот является Ваше письмо, чтобы расстроить меня в самом разгаре моего воодушевления. Постарайтесь отделаться от этих спазм, которые делают Вас такой интересной, но которые ни черта не стоят, предупреждаю Вас об этом. Почему должен я все время бранить Вас? Нс следовало писать ко мне, если рука у Вас на перевязи; какая бестолковая голова!
Скажите, однако, что он Вам сделал, этот бедный муж? Уж не ревнует ли он, случайно? Что ж! клянусь Вам, он был бы в этом прав; Вы не можете или (что еще хуже) не хотите щадить людей. Красивая женщина вправе... быть чьей-нибудь возлюбленной. Боже мой, я нс собираюсь проповедовать мораль, но все же должно выказывать уважение к мужу, иначе никто не захочет быть мужем. Не презирайте этого ремесла; оно необходимо по условиям света. Слушайте, я говорю Вам от чистого сердца: на расстоянии 400 в. Вы ухитрились возбудить мою ревность; что же было бы в четырех шагах?.. Простите, божественная, если я так откровенно говорю с Вами. Это доказательство моего истинного участия к Вам; Я Вас люблю больше, нежели Вы думаете. Постарайтесь же примириться хоть немного с этим проклятым г-ном Керном. Я хорошо понимаю, что это не великий гений, но, наконец, это все же и не совсем дурак. Кротость, кокетство (и, прежде всего, во имя неба, отказы, отказы и отказы) бросят его к Вашим ногам — место, которому я завидую от глубины души, но что делать... Вы приедете? не правда ли? до тех пор ничего не решайте относительно мужа. Вы молоды, вся Ваша жизнь впереди, а он... Наконец, будьте уверены, что я не из тех, которые никогда не советуют прибегнуть к решительному образу действий; иногда это бывает необходимо, но сперва надобно все обсудить и не делать бесполезного шума.
Прощайте! Уже ночь, и Ваш образ является мне, грустный и сладострастный; мне кажется, будто я вижу Ваш взгляд, Ваш полуоткрытый рот. Прощайте. Мне кажется, будто я у ног Ваших, сжимаю их, чувствую Ваши колени, я отдал бы всю кровь мою за одну минуту такой действительности. Прощайте и верьте моему бреду; он нелеп, но правдив.
Если Ваш супруг Вам слишком наскучил, бросьте его. Но знаете как? Вы оставляете там все семейство, Вы берете почтовых лошадей по дороге на Остров и приезжаете... куда? В Тригорское? Ничего подобного: в Михайловское. Вот великолепный план, который уже в течение четверти часа дразнит мое воображение, можете ли Вы себе представить, как буду я счастлив? Вы мне скажите: «А шум, а скандал?» Какого черта! Скандал будет уже налицо, лишь только Вы оставите мужа; прочее ничего не значит или очень мало. Но согласитесь, что план мой весьма романтичен? — Сходство характеров, ненависть к препятствиям, резко выраженный орган воровства и т.д., и т.д. Можете ли Вы представить изумление Вашей тетушки? Конечно, последует разрыв. Вы будете видеться с Вашей кузиной тайком, и это сделает дружбу менее скучной, а когда умрет Керн, Вы станете свободны, как воздух. Ну, что же Вы об этом скажете? Не прав ли был я, когда говорил, что способен преподать совет внушительный и смелый! Поговорим серьезно, т.е. хладнокровно: увижу ли я Вас? Мысль, что нет, заставляет меня содрагаться. Вы мне скажете: утешьтесь. Отлично! Но как? Влюбиться? Невозможно. Сперва надо забыть Ваши спазмы. — Бежать за границу? удавиться? жениться? Со всем этим связаны большие затруднения, которые мне претят. — Да! а кстати, — Ваши письма, каким образом я буду получать их? Ваша тетушка не хочет этой переписки, такой целомудренной, такой невинной (да и какой она может быть... на расстоянии 400 в). Весьма возможно, что наши письма будут перехватываться, читаться, комментироваться и потом подвергаться торжественному сожжению. Постарайтесь изменить Ваш почерк, и я посмотрю, что из этого выйдет. Но пишите мне, и много, вдоль и поперек, и по диагонали (геометрический термин). И прежде всего дайте мне надежду вновь Вас увидеть. Если это невозможно, я в самом деле постараюсь влюбиться в кого-нибудь другого... Не правда ли, я говорю любезнее по почте, нежели лицом к лицу? Ну так вот, если Вы приедете, я обещаю быть чрезвычайно милым, я буду весел в понедельник, экзальтирован во вторник, нежен в среду, а в пятницу, субботу и воскресенье буду таков, как Вам будет угодно, и всю неделю буду находиться у ног Ваших. Прощайте!