Блуд на Руси (Устами народа) - 1997 - Страница 28


К оглавлению

28

К середине XVI века европейские теологи уже разработали и обосновали заимствованные у византийских богословов положения о половых извращениях во время шабаша. Согласно их выводам, человек мог совокупляться с демонами, а женщина была способна забеременеть с помощью суккуба (дьявола в женском обличье). В ходу оставался и постулат ведущего теолога, монаха-доминиканца Фомы Аквинского (1227-1274): «В связи с тем, что демон способен украсть семя невинного юноши во время ночной поллюции и влить его в чрево женщины, она может забеременеть. Отцом же будет не дьявол, а мужчина, чье семя оплодотворило ее, причем он при этом потеряет невинность. Таким образом нет никакого чуда: мужчина может быть девственником и отцом одновременно». Не удивительно поэтому, что сексуальные отношения с дьяволом, расписанные обвиняемыми под пыткой, служили почти обязательным пунктом обвинений даже на процессах, где ничего не говорилось о шабаше.

Допрос с пристрастием следовал сразу же за арестом подозреваемого, дабы дьявол не смог подготовить своего слугу. Пыточная камера окрапливалась священными травами. Показания, полученные от других ведьм под пыткой, принимались за достаточное доказательство. Если же обвиняемый признавался в своем участии на шабаше, этого вполне хватало осудить и его, и всех, кого он там якобы видел. Вот только не каждая ведьма или колдун участвовали в групповых оргиях черных месс: некоторых приходилось обвинять в индивидуальных сношениях с дьяволом. Поскольку же сатану и его приспешников вызвать на суд не представлялось возможным, единственным свидетелем считался сам обвиняемый.

Но кто легко признается в совершении преступления, влекущего за собой смертную казнь? Посему всех без исключения надо было пытать, чтобы вырвать признание. Если кто-то признавался сразу после ареста, считалось, будто это сделано нарочно с целью избежать пытки. По тогдашним светским и церковным законам, человек не мог быть осужден на смертную казнь иначе, чем на основании собственного признания. Следователи же полагали бесчестьем для себя и чуть ли не попустительством греху оправдать хотя бы одну жертву, чей ум уже помутился, подавленный непрерывным издевательством.

Как только обвиняемый признавал себя виновным, тут же составлялись заключение суда и специальное сообщение для публики, куда включалось признание, написанное от первого лица, якобы словами преступника. Такой процедуре нужно было следовать, даже когда обвиняемый уклончиво отвечал на допросах. Накануне вынесения смертного приговора, от которого формально церковные суды всегда старались отгородиться, жертва должна была подписать заявление о полном признании вины. Подобная изворотливость метода признавалась властями единственно возможной и самой правильной, а любые попытки протестовать против пыток, совершаемых на основании подозрений, оставлялись без внимания. И никакая высшая инстанция власти не спасала обреченного от смертной казни.

В ту пору свою неутомимость в изгнании дьявола демонстрировали церковные и светские суды всех европейских стран. Некоторые уточнения, правда, нужно сделать лишь по поводу судебной практики в Англии. В 1563 году на сессии парламента Синод англиканской церкви предложил ввести болезненные, суровые наказания, включая смертную казнь, для ведьм, чародеев, волшебников, колдунов и им подобных. Однако главным инициатором, судя по всему, выступил Тайный совет, преследовавший при этом сугубо политические цели: опасность для государства усматривалась не в нанесении вреда скоту или здоровью людей, а в угрозе, которую несли с собой политические прогнозы относительно того, как долго суждено было жить королеве Елизавете (предсказания об ее смерти привести могли к дестабилизации положения в обществе). Закон 1563 года против ведьм потому и обрушился прежде всего на жителей юго-восточных районов Англии, особенно приверженных кальвинистскому влиянию и психологически подготовленных для участия в массовой погоне за дьяволом. Впрочем, наказание смертью предусматривалось законом лишь за убийство, совершенное посредством чародейства, а за тоже, но не приведшее к гибели, полагался лишь год временного заключения.

Надо действительно отдать должное прародительнице парламентской демократии: в отличие от континента, на острове особо не оспаривали необходимость пытки, но и не следовали строго общеевропейским стандартам. Англичане в судебных мантиях и париках склонны были признавать за пыткой даже добрые намерения, однако не в любом случае, а лишь на основании полученных ранее неопровержимых свидетельств и когда обвиняемый всячески пытался уйти от ответственности. Согласно обычному праву, использование пыток запрещалось, однако обвиненного могли казнить за колдовство и без признания, для чего достаточным доказательством вины служило обнаруженное на теле заключенного клеймо дьявола.

Кстати, ввиду отсутствия в Англии такого института как Инквизиция, требовавшей постоянного доносительства и пополнения армии подозреваемых, не отмечалось там и маниакальной страсти к выявлению сообщников. Чуть ли не единственным видом пытки было прокалывание тела заключенного длинными булавками и лишение сна. Чаще же всего для ускорения признания применялась длительная ходьба с лишением сна — безотказный, как правило, способ и не оставляющий следов серьезных телесных повреждений.

Еще одна любопытная деталь: расходы на судебное разбирательство и проведение пыток должны были нести обвиняемые или их родственники. Здесь уже Англия не составляла исключение, ибо повсюду в Европе охота на ведьм являлась рентабельным предприятием, а собственность жертв распределялась между чиновниками, судьями, священниками, палачами, охранникам, рабочими-строителями эшафотов и крестьянами-поставщиками дров для сожжения еретиков, прорицателей и чародеев.

28