Блуд на Руси (Устами народа) - 1997 - Страница 25

Отнюдь не в последнюю очередь баня признавалась и главнейшим средством от всяких болезней: коль скоро кто-то чувствовал хворь, тотчас для утоления жара выпивал водки с чесноком или перцем, закусывал и шел в баню париться. Простым людям баня служила школой для выработки той потрясающей нечувствительности ко всем крайностям температуры, которой они отличались, удивляя этим иностранцев. В высших слоях общества бани способствовали также изнеженности и праздности, особенно среди женщин, которые часто производили впечатление тучных и обрюзгших. По общепринятым понятиям, правда, красота и здоровье женщины отражались прежде всего в дородности и полнотелости. Такими же почитались и мужчины, чья тучность считалась одним из главных признаков привлекательности: на приемы в честь иноземных послов в Кремле приглашались купцы, особенно раздобревшие телом, дабы своим видом усилить надлежащее впечатление от царского двора. Чтобы дороднее выглядеть, старались спать побольше после обеда, пили чай в огромном количестве и с прибавлением рома. Словом, дал бы Бог дородность, а за красотой дело не станет.

И вот еще такой штрих к портрету о баньизме на Руси: бани считались местами, где нечистая сила водится. Чтобы увидеть там черта или какую другую нежить, надо было зайти туда ночью, переступить за порог одной ногой, снять с себя крест и положить его под пятку. Ходить в баню не советовали в третий пар или после двух перемен моющихся, ибо, как считалось, в это время там моется злобный старикашка, который может и человека до смерти ошпарить или содрать кожу с женщины, если та бранится.

* * *

На Руси не было принято затягивать с женитьбой. С царскими свадьбами промедлений тоже не было, но сама церемония предварительного осмотра девиц из дворянских семей могла иногда затянуться. Так, на смотр Василию Иоанновичу доставили полторы тысячи кандидаток, а его сыну Иоанну Васильевичу показали вообще чуть ли не всех красивых дворянок. Избранную царскую невесту брали во дворец, нарекали царевною. По принятому обычаю, до официального бракосочетания сам царь имел право только раз видеть свою невесту.

Венчались обычно вечером. Утром же накануне торжества сваха невесты отправлялась в дом жениха для приготовления брачного ложа. Она обходила кругом комнату и кровать, где постилалось брачное ложе с рябиновой ветвью в руках, на которой нарезывались какие-то знаки. Человек пятьдесят приносили принадлежности брачного ложа и брачной комнаты, по четырем углам которой втыкалось по стреле с соболиным мехом и калачом на оконечности стрелы. На лавках у стен по углам ставили оловянники питейного меда. Над дверьми и под окнами прибивали по кресту.

Сначала на брачную кровать настилали снопы по числу тридевять, на них ковер и перины одна на другую по числу семь. На перины помещали изголовье и две подушки в шелковых наволочках. Постель застилали шелковою простынею, а сверху холодным одеялом. На подушку клали шапку, в ногах теплое соболье одеяло. Над постелью ставились образа Спаса и Богородицы и большой крест (образа задергивались убрусами, или застенками, смотря по их величине).

Возложив венец символ девичества на голову невесты, торжественно вели ее в зал. Свечи жениха и невесты несли разом перед будущею царицею. Когда сопровождение невесты было усажено на свои места в Грановитой палате, посылали за женихом, находившемся в другой палате дворца. На пути следования царя священники кропили святою водою. Войдя в зал и благословившись, он усаживался рядом с невестой — сигнал разносить кушанья и ставить их на стол. В продолжении обряда боярыни и девицы пели свадебные песни, зажигались свадебные свечи. Сваха снимала с невесты покрывало, потом венок, мочила гребень в чарке с медом и расчесывала невесту, свивала ей волосы и надевала волосник, кику и подзатыльник. Венок отдавали на сохранение, на память о девичестве. Сваха опахивала невесту и жениха сорока соболями, подходила к родителям невесты и просила благословения везти молодых к венцу.

Все гости вставали. Родители брали по украшенной драгоценностями иконе и вместе со священником давали благословение новобрачным. Отец и мать, взяв дочь за руку, отдавали ее жениху. Отец брал плеть и ударял ею свою дочь, говоря: «По этим ударам ты, дочь, знаешь своего отца. Теперь эта власть переходит в другие руки. Вместо меня, за ослушание тебя будет бить твой муж!». Плеть передавалась жениху, который, принимая ее, говорил: «Беру как подарок, но думаю, что в ней нужды иметь не буду». И затыкал плеть за кушак.

Когда новобрачные приезжали в церковь, специальные слуги следили за тем, чтобы кто-нибудь не перешел между конем жениха и санями невесты. Путь от дверей храма до налоя устилался кусками материи, на месте перед налоем клали ковер из соболей.

После венчания все возвращались в ту же палату, где и начиналась свадьба. Новобрачные садились за стол и, хотя перед ними ставили разные кушанья, от еды и питья отказывались. Когда гостям подавали жареного лебедя, это служило сигналом сопроводить молодых до опочивальни: сват и сваха вступали с новобрачными в ее пределы, а затем возвращались продолжать пирушку. Опочивальню оставался охранять слуга с обнаженным мечом для отпугивания лиходеев.

На свадьбе и в послесвадебные дни пиршеств невеста почти ничего не говорила, кроме общепринятого для такого случая: малословность и пристойная молчаливость считалась достоинством женщины. Другие же из приглашенных женского пола, обычно скромные и целомудренные, напивались до такой степени, что уже лыко не вязали и позволяли, среди общей суеты, даже непристойные выходки.